– И вы сделали убийство чужаков ритуалом?
– Сделали. И это всегда были чужаки – никогда никто из наших людей.
– И это вас сплотило.
Иисус кивнул.
– Это сплотило нас в тесную общину. Мы горячо преданы друг другу – и все общество горячо лояльно к каждому своему члену. Это нужно нам, чтобы выжить, – преданность нашей новой семье, семье, за которую мы готовы погибнуть.
– И убить тоже.
– А вы? – спросил он, и взгляд его вдруг заострился. – Вы убивали ради своей семьи?
Я вспомнил трех беженцев, которых мы поймали за кражей еды. Черт, мы ничем не лучше других.
Иисус кивнул.
– Убивали. Убей или тебя убьют. И поверьте мне, приходится включать программы в голове, те программы, которые использовали наши предки в доисторические времена. Будь беспощаден. Будь предан своему племени.
– О’кей, – кивнул я. – Я понимаю. Но не одобряю.
– Нам не нужно ваше одобрение, Рик Кеннеди.
– О’кей, мое одобрение вам не нужно. А что нужно?
– Правду?
– Правду, – кивнул я.
– О’кей, Рик Кеннеди. Правда вот в чем: если мы останемся в Лондоне, мы погибнем. И знаешь, что еще?
– Что?
Гром теперь рокотал непрерывно, будто где-то великаны катали бочки.
– Если ваша группа останется на Фаунтен-Мур, ее тоже ждет смерть.
– Вот почему мы должны вернуться и начать поиск провизии.
– Нет, – мрачно улыбнулся он. – Голод – самая простая из ваших проблем.
– Если земля слишком разогреется, мы можем просто уйти, – сказала Кейт.
И снова мрачно улыбнулся Иисус:
– Вы все еще не понимаете, Кейт и Рик, что на самом деле происходит. Вот что… Возьмите бокалы, посмотрим шоу с крыши отеля.
– Шоу? Какое шоу?
– Сначала давайте нальем.
– Какое шоу? – повторил я.
Из тех садистских шоу, где нам сначала планировали роль? Сейчас какого-нибудь беднягу заставят танцевать на битом стекле или еще что-нибудь для укрепления сплоченности группы.
– Идемте за мной. Шоу началось двадцать минут назад.
Гром рокотал. Зловещий звук, будто первобытный бог бормочет и грозится разрушением и катастрофой.
Иисус не повел нас наружу, а стал подниматься по укрытой толстым ковром лестнице. Мы с Кейт, обмениваясь настороженными взглядами, пошли за ним.
По приглашению Иисуса я прихватил с собой полную бутылку вина. На первой площадке я уже решил, что разобью бутылку о стену и всажу розочку ему в шею. Это если он попытается что-нибудь выкинуть.
Вот здесь разденешься ты. Вот здесь – я. А теперь смотри, Рик, как я буду овладевать красавицей Кейт Робинсон.
Я вполне мог себе представить, как он это говорит. Без проблем.
Но он продолжал подниматься, держа бокал вина в руке, и сандалии его хлопали по босым подошвам.
– Иисус, какое шоу? – спросил я еще раз.
– Подожди и увидишь, – ответил он загадочно. – Но я думаю, оно тебя убедит, что для вас главная угроза – не голод и не разогрев земли.
На последнем этаже он открыл дверь в чулан с вениками. Там были ступени, ведущие вверх, – голый бетон. Мы последовали за Иисусом к двери на крышу.
Гром гремел громче.
Мы вышли на плоскую крышу.
Теперь я видел остров Иисуса на всем протяжении. Обойти береговую линию можно было минут за десять. Отсюда остров казался густо усаженным деревьями, кое-где меж ветвей проглядывали крыши домов. Отель стоял на перекрестке. Отсюда были видны дороги, уходящие в озеро.
Только сейчас было уже почти темно. Новое озеро, покрывшее центр Лондона, было красиво странной красотой. Луна стояла над водами, и дрожала на воде лунная дорожка – эфирная тропа к нам через водную гладь.
Из озера поднимались сотни зданий, при луне похожие на гробницы. Вот массивный силуэт Кэнэри-Варф, купол Святого Павла и сотни безымянных башенок. Я вздрогнул.
Ток воды в конце концов размоет фундаменты. Через год или два начнут рассыпаться большие дома. С громовым ревом они ухнут в озеро – жуткое в своей величественности зрелище. И не останется и следа от самого могущественного когда-то города на Земле. Когда-то он превзошел Афины, Багдад, Рим, Константинополь. А скоро останется только широкое мелкое озеро.
Гром гремел в ночном воздухе. Я поднял глаза к мерцавшим во тьме звездам.
И снова задрожал. Земля делала то, что делает каждые несколько тысяч лет. В основном она действует ледниковыми периодами. На этот раз она выбрала жаркий период, или огненный век. Я знал, стоя здесь между Иисусом и Кейт, что планета Земля стирает со своего лица определенные формы жизни. Как учитель, который напутал на доске в формуле и стирает тряпкой, чтобы начать снова. Вот эта тряпка из огня и потопа. Мы стерты. Какая же появится новая, исправленная версия жизни?
Кейт нашла мою руку и сжала ее. Я ответил пожатием, пытаясь найти в себе уверенность. Она думала о том же.
Мы обречены?
Все бесполезно?
Только еще некоторое время будем обшаривать местность в поисках консервов?
Гром зарокотал громче.
Иисус повернулся к нам, и в его силуэте было неуловимое сходство с Христом.
– Видите причину грома?
– Нет. – Я озадаченно качнул головой.
– На западе зарницы, – сказала Кейт. Она не отпустила моей руки. – Вон там. На горизонте.
– Посмотрите выше вспышек, – сказал он тихо. – Что вы видите?
– О Боже мой, теперь вижу, – удивленно сказала Кейт.
– А ты, Рик?
– Нет. Ничего. – Я всмотрелся сильнее. И у меня на голове зашевелились волосы. – Да. Вижу.
– Это артиллерия, – выдохнула Кейт.
– Если внимательно присмотритесь, увидите даже снаряды, – сказал Иисус.
Целых пять минут мы стояли на крыше отеля, держа в руках бокалы с вином, глядя на вспышки из дул тяжелых орудий. Снаряды взлетали в небо будто в замедленной съемке. Они парили, раскаляясь добела, как падающие звезды, и улетали вдаль. Я не видел, где они падают. Наверное, грохот разрывов сливался с грохотом выстрелов, и это был тот постоянный гром, который мы слышали в ресторане.