– Ладно, хрен ты моржовый! Пусть будет шкаф. Притащим его из спальни, запрем ее и поставим на огонь.
– Вот, блин! Что шкаф, что бочка – один хрен.
– Тебе обязательно надо людей запирать?
– А я хочу рожи видеть, – капризно заявила одна из девиц. – Когда их запрешь, рож не видно.
– Ну, садистка!
– Да, садистка – и что?
– Прибьем их гвоздями к дверям гаража.
– Ску-у-ука!
– Кислота?
– Было уже.
– Заставим яд проглотить.
– Долго.
– И крови мало!
– Вот чего: берем две машины, одну руку наручниками к одной за бампер, другую – ко второй машине…
– И разрываем пополам?
– Звучит заманчиво.
– Я знаю! – На морде Ковбоя изобразилось вдохновение. – Я знаю! Мы их заставим пытать друг друга!
– Класс!
– Блеск!
С воплями восторга они стали хлопать Ковбоя по спине.
– А кто будет кого пытать?
– Пусть она его?
– А как?
– Теско, если ты еще раз скажешь про железную бочку, я тебя самого в нее заварю и брошу в озеро.
– Боже мой, нет! – тихо простонала Кейт.
Я хотел бы успокоить ее, сказать, чтобы не тревожилась… Но что я мог сделать? Что я, черт меня побери, мог сделать?
– Свяжи им руки и ноги! – Ковбой бросил одной из девиц моток клейкой ленты.
Девица осклабилась и шагнула вперед.
– Ручки сложи на молитву, – сказала она.
Мне в спину уперся ствол. Лента развернулась с клейким шорохом. Крысомордая стала связывать мне руки и запястья.
– И локти ему свяжи, – сказал Доссер.
На крысомордой был кожаный жакет. Она то и дело играла молнией вверх-вниз, показывая, что под ним у нее ничего нет. Груди у нее были усыпаны веснушками и подрагивали, когда она двигалась. Поймав мой взгляд, она хихикнула.
Я не шевельнул и мускулом.
Лицо было как мертвое.
Без выражения.
У нас было не больше десяти минут, чтобы выбраться из этой задницы. Теско уже нашел инструменты и пробовал ручную дрель, сверля столб изгороди. И скалился совершенно как псих.
Я огляделся. Психи передавали по кругу бутылку водки, ветер развевал на них оранжевые и красные ленты. Чайки парили над домом. Кошка кралась по густой траве газона, уже месяцы не видавшего косилки. Что-то должно быть, что можно использовать, твердил я себе лихорадочно. Думай давай, думай!
Девка все еще работала, заматывая мне руки новыми витками. Она строила мне глазки и трясла передо мной веснушчатыми грудями. Один из мужиков перегнулся через мое плечо и ущипнул ее за сосок.
– Ой! Дебил, смотри, но не трогай.
– Дебил любит сиськи.
– Дебил может отвалить на хрен.
– Дебил целует.
– Я сказала, Дебил может отвалить на хрен.
Дебил сзади тяжело задышал. Я даже кожей шеи ощутил жар от его бурных выдохов.
Девица пожаловалась Ковбою:
– Слушай, у Дебила опять встает. Убрал бы ты его от меня?
– А ты нас не стесняйся, лапонька, – милостиво разрешил Теско, упираясь рукой в бок.
Один из мужчин сказал:
– Таттс, а ты не могла бы его отвести в укромный уголок и… облегчить?
Девица сморщилась, перекусывая ленту.
– Хрена. В прошлый раз он мне чуть спину не сломал. – Она загладила ленту у меня на руках, погладив мне пальцы. Наши головы настолько сблизились, что никто не мог услышать, о чем мы говорили – грохочущий из динамиков голос Элиса Купера это гарантировал. – М-м, – мурлыкнула она, – а ведь с тобой хорошо было бы, правда?
Я проглотил слюну пересохшим ртом:
– Вряд ли здесь пробуду достаточно долго, чтобы ты это выяснила.
– Да, вряд ли, – вздохнула она. – Жаль. Глаза у тебя красивые.
– Как тебя зовут?
Она посмотрела, будто мой интерес застал ее врасплох.
– Таттс… просто Таттс.
– Откуда ты, Таттс?
– Вообще откуда?
Я кивнул, не отводя глаз и пытаясь лихорадочно выловить из воздуха какую-нибудь идею, как спрыгнуть с этой сковородки.
– Вообще я из подворотни… и из-под моста, и из картонных ящиков. Мы все такие.
– Вы были бездомными?
Она кивнула:
– Как ты сейчас.
– Верно, Таттс. Но я хочу жить.
– И твоя подружка тоже.
– Это не моя подружка.
Она снова глянула на меня так же странно. Может, от моего голоса или от чего, но она вроде помягчела. Исчезла жестокая твердость из ее глаз.
– Чистенький ты, – сказала она. – Еще полгода назад ты бы на меня и не взглянул.
– Почему?
– Потому. – В ее взгляде появилась печаль. – Я бы лежала в спальнике на Оксфорд-стрит, а ты бы перешагнул через меня. Как все. Мы были низшей расой для таких, как ты.
– И тебе будет приятно смотреть, как меня пытают?
Теперь она будто бы смутилась.
– Мне… мне все равно.
– Правда?
– Они будут обращаться с тобой, как вы с нами. Как с низшей расой.
– Я тебе когда-нибудь что-нибудь сделал?
– Нет, но ты такой же, как все. А теперь мы высшая раса, когда мир решил перевернуться.
– А знаешь, если бы мы нашли с тобой тихое место, могли бы поговорить куда интереснее, – улыбнулся я. – Да ты и сама знаешь.
– Эй, Таттс! – крикнул Ковбой. – Ты уже завязала этого херувимчика?
– Минуту! – огрызнулась она. – Я тебе что, реактивная?
Ее глаза полыхнули на Ковбоя такой враждебностью, что я почувствовал маленькую победу.
– А они хорошо к тебе относятся?
– Лучше ли, чем было на улице? Ага. Я ем. Я сплю на сухом.
– А ты могла бы вернуться с нами. У нас бы тебя не обижали.
Она подняла глаза и вдруг стала похожа на доверчивого ребенка.
– Как бы мы выбрались… ой, Дебил! Я же тебе, твою мать, сказала! Не трогай ни фига мои сиськи!
Она отшатнулась, грудь ее ходила ходуном от злости, лицо покраснело.
– Ха-ха! Дебил поймал сиську!