И вот я сидел и проговаривал свои сомнения Кейт Робинсон. Внизу у ручья старый Фуллвуд сидел рядом с Ли и помогал ей плести венок из ромашек.
– Я не видел, чтобы Рут хоть раз повернулась спиной к стене, когда началась стрельба.
– Спиной? А зачем ей было бы поворачиваться?
Я пожал плечами:
– Может быть, достать патроны из подсумка?
– Ты говорил, что все запасные патроны были у Дина в патронташе.
– Ага, и этот патронташ был у него через плечо.
– Так что же?
– Значит, если бы ей нужны были патроны, она бы повернулась к Дину, а он был справа.
– Тогда у нее не было нужды поворачиваться спиной к стене, – вздохнула Кейт. – Рик, я знаю, что это трагедия, но если пережевывать то, что случилось. Рут это не вернет.
– Знаю, но ведь мы должны знать правду?
– А какая разница?
– По-моему, разница есть.
Кейт покачала головой:
– Рик, ее застрелили дезертиры. Даже если ты их найдешь что ты будешь, делать? Не забывай, полиции теперь нет.
Я стиснул нижнюю губу пальцами, тяжело задумавшись.
– Это несправедливо.
Кейт улыбнулась и сказала тихим голосом:
– А то, что вся планета горит, это справедливо? Что земля кипит под ногами? Нет, это точно несправедливо.
– С этим мы ничего сделать не можем. Это не в нашей власти.
– И судьба бедной Рут – тоже.
Я покачал головой.
Кейт положила винтовку на колени и терпеливо сказала:
– Ладно, Рик. Скажи мне прямо… прямо скажи, что тебе не дает покоя?
– Вот смотри. – Я провел пальцем линию на дерне. – Вот стояли мы. Я, Дин, Стивен и Рут лицом к стене, и мы стреляли через стену, в банду на холме.
– Ты говорил, что стена была примерно до груди?
– Да.
– А они стреляли в вас?
– Стреляли.
– Тогда как ранили Рут?
– Понимаешь, я не очень-то разбираюсь в баллистике и огнестрельных ранах…
– Но?
– Но. – Я сделал глубокий вдох. – Рут была убита выстрелом в спину.
– Откуда ты знаешь? Дин говорил, что пуля прошла навылет.
– Прошла.
– Откуда ты тогда знаешь, что она попала в спину?
– Попадая в тело, пуля летит острым концом вперед. А когда она зацепит кость, начинает кувыркаться.
– И что?
– И поэтому почти наверняка выходит из тела боком. Кейт, у Рут на спине была маленькая дырочка, а на груди – огромная рваная рана.
– И ты думаешь, что пуля вошла в спину, повернулась и вышла из тела боком, образовав на груди большую рану?
– Да. Помнишь Джона Кеннеди? У него было маленькое входное отверстие от пули вот здесь. – Я показал на свое лицо. – А на выходе она полностью оторвала ему затылок.
– О’кей, ее застрелили сзади. Так кто же стрелял? – Она глядела прямо на меня, уже зная имя, которое я назову. – Виктория?
Я кивнул.
Кейт озадаченно затрясла головой:
– Вчера ты говорил, что она даже не знает, как держать винтовку?
– Так я думал. Тогда казалось, что она не стреляла никогда в жизни.
– А откуда ты знаешь, что она стреляла?
– Я вчера попросил Дина осмотреть винтовку. В обойме не было одного патрона.
Кейт поскребла подбородок:
– И никто не видел, как это случилось?
– Нет. Выстрелов было столько, что никто не услышал.
– А где стояла Виктория?
– Поодаль от стены. Вот что казалось непонятным. Я сначала думал, будто она не понимает, что находится на линии огня той банды.
– А на самом деле она подобралась к Рут сзади, чтобы убить ее в спину?
– Но зачем?
– Зачем? – отозвалась Кейт эхом, потом посмотрела туда, где вдоль берега шли Стивен и Виктория. – Один мотив очевиден.
– Злодейский способ устранить соперницу.
– Мы живем теперь в злодейском мире. Быть может, единственное теперь правило – что правил нет.
Я посмотрел на Кейт.
– Так ты мне веришь? Ты веришь, что это Виктория убила Рут Спаркмен?
Она тяжело выдохнула.
– Да уж, улики неоспоримые. – Она поглядела на меня и кивнула. – Верю. Верю, Рик Кеннеди.
– Вопрос теперь в том, что с этим делать?
Дни шли за днями так же неуклонно, как неуклонно подбирался к Фаунтен-Мур черный палец гари.
Иногда мы с Кэролайн выходили на большой холм, откуда открывался вид на уходящие к Лидсу поля. Оттуда я смотрел на черный палец в бинокль. Где-то под землей раскалялись докрасна камни, и этот жар сантиметр за сантиметром поднимался сквозь трещины коры. Когда он доходил, остывая, до поверхности, его еще хватало, чтобы убить растения и сжечь в пепел столбы изгородей. Они осыпались на землю серым порошком. Иногда черный палец упирался в дом, как огненный Мидас, и этот дом дымился несколько часов или дней, а потом вспыхивал ярким пламенем.
Жар кипятил грунтовые воды, и они пробивались из водоносного слоя пород под почвой. Там и сям из земли со свистом вырывались струи пара. А бывало, ползучий жар касался газового кармана, и с ревом вырастал над землей огненный столб.
Ночью это было восхитительное зрелище – колонна синего огня восстает из земли на полпути до неба, как ветхозаветное свидетельство гнева Иеговы. Но когда я это видел, еще больше страха накачивалось в резервуар ужасов, который мне уже трудно было носить в себе. Иногда я боялся, что он меня переполнит и зальет, бросит в сумасшедшую панику, из которой я уже не выйду. И не только у меня неумолимо накапливался страх. Это был видно в глазах всех обитателей лагеря. Могли истощиться запасы провизии, но дефицита страха не было.
Неуклонно надвигающийся палец выжженной земли. Тысячи тысяч голодающих беженцев в поисках еды. Дикие банды, практикующие каннибализм. И на заднем плане сознания – уверенность, что все это как-то связано с теми серыми силуэтами, что приходили ко мне ночью. Какая власть у них надо мной, что я даже крикнуть не мог – так меня парализовало? Зачем они унесли меня на пустошь и там бросили? Будто они меня изучали.