Но успел заметить, насколько близко подобралась толпа. Уже можно было разглядеть пятна крови и грязи на их лохмотьях. Некоторые были одеты в спальную одежду (свидетельство, что это бедствие обрушилось ночью когда-то неимоверно давно). Я даже разглядел остатки полицейского мундира. Почти все были босиком. Вот что бывает, когда дичает человек.
Я бежал через поле, шлепая по траве кроссовками.
Взлетела вспугнутая дикой погоней пара фазанов.
Потом трава сменилась черной гарью. Снова горячая точка. На этот раз я побежал по выжженной земле, вздымая клубы черной пыли.
Одна вещь облегчала бег: земля запеклась и стала твердой Трава, растения, даже кусты обратились в пепел. Деревянные изгороди сгорели в пыль. Черная полоса, по которой я бежал со всей силой отчаяния, вела вдоль какой-то подземной впадины и была похожа на прямую черную дорогу.
Ноздри заполнил запах горелого. Там и сям из земли вырывались струйки синего дыма. Я бежал по болотистой низине. Когда-то вязкий ил запекся тверже бетона, хотя по обе стороны дороги все еще поднимался пар.
Я оглянулся через плечо – они не отставали. Слышен был их безумный речитатив.
Спрятаться! Господи, должно же быть какое-нибудь укрытие! Но слева и справа тянулись гладкие поля с низкими изгородями. Под такими кролик не спрячется.
А земля под ногами становилась все горячее. Заборы и камни поплыли в дрожащем воздухе. За мной маньяки с дикими глазами шлепали босиком по горячему следу – от ярости они не чувствовали боли. Им было нужно мясо с моих костей – на остальное им плевать.
Я добежал до дороги. Гудрон расплавился, ноги стали вязнуть, как в мокром песке. Я перебежал ее, дымящийся гудрон прилип к моим подошвам.
С мстительной радостью я подумал, что каннибалам придется бежать по щиколотку в кипящей смоле.
Кое-кого из них это остановило. Но большинство не хотело еще бросать охоту.
Я уже дышал короткими частыми вдохами, в груди горело – от усталости и от дыма. Ноги ныли, в левой пятке был вроде как гвоздь забит, будто ахиллесово сухожилие растянулось куда дальше, чем ему надлежит.
Скорость стала падать.
Песня из гневной стала ликующей. Они знали, что я у них в руках.
Я уже выбирал место, где остановиться и хотя бы снести парочку голов перед тем, как меня повалят, и тут вдруг заметил, что зеленый мир остался позади.
Черная дорога превратилась в черную пустыню. Все сгорело дотла – кусты, трава, цветы. Только иногда черная зола сменялась белым пеплом. Деревья остались стоять, только обугленные и без листьев. Валялись кости зверей. Раковины улиток на золе были как звезды на ночном небе.
Я прыгнул на груду человеческих черепов. Зубные протезы сплавили челюсти густой белой массой. На каменных стенах мазки сажи как полосы на зебре.
Я замедлил ход – быстрее бежать почти не мог. В груди жгло. Дышать было невозможно. Отчаянным взглядом я обвел черное поле, ища, где спрятаться, любое укрытие: дыру в земле, брошенную ферму, обгорелый остов автомобиля.
Впереди из земли вырвались струи пламени. Они были только до колена высотой, но горели яростно, как пламя бунзеновских горелок, которое я видел на кладбище.
Я завилял между ними.
В ста шагах я заметил крышку люка, еще в ста шагах – еще одну, потом еще. Всего три на одной прямой. Если окажется люк со сдвинутой крышкой, то можно скользнуть туда. Если повезет, дикари не заметят, куда я девался, и пробегут мимо.
На бегу я снял с плеча винтовку. Вдруг впереди провалилась земля.
Я остановился, ловя ртом воздух. Передо мной была канава с крутыми стенками в мой рост.
Предоставив работать силе тяжести, я скользнул в воду.
Она была мне по колено и теплая, как в бассейне. Плавали рыбы брюхом кверху, погибшие от подъема температуры.
Я увидел, что люки шли вдоль трубы подземного ливневого стока, открывавшегося в эту канаву. Секунду я смотрел на круглую пасть бетонной трубы в двадцати сантиметрах от края канавы.
– Убежище! – выдохнул я, и голова закружилась от радости. Труба была достаточно большой, чтобы забраться туда на четвереньках. Если банда меня не увидит, я спасен.
Держа винтовку одной рукой, я забрался внутрь. Там было жарко и душно, но если она скроет меня от ищущих глаз этих гадов, это будет место не хуже самого рая.
Прополз я только шагов восемь, как в темноте наткнулся на что-то лицом. Протянул руку.
Черт возьми!
Труба была перекрыта железной решеткой. Может, удастся выдернуть прутья – по ощущению, они были изъедены ржавчиной. Надо отступить, развернуться ногами вперед и попытаться выбить решетку.
Я отодвинулся на пару шагов.
И снова услышал “У-у-у-у!”
Меня схватили за ноги, свирепо дернули назад.
Я вцепился в решетку обеими руками. Так мне не продержаться дольше пары секунд. Я попытался отбиваться ногами но меня держали за лодыжки. Еще секунда – и меня вытащат и разорвут на части. Они сегодня отобедают моим сердцем и печенкой.
Руки начали соскальзывать с решетки. Я завертел головой. В устье трубы виднелись силуэты голов, лезущих в нетерпении до меня добраться.
И тут я увидел еще кое-что. Бетонная труба почернела изнутри.
Этого не может быть. Здесь нечему гореть. Но вдоль трубы тянулись полосы сажи.
Мозг за это зацепился. Что-то здесь горело, что-то горит, что-то горит…
Черт… что есть такого под землей, что горит? Отчего вырывались из земли языки пламени?
Что шипит в плите, когда повернешь ручку?
Я даже не успел это обдумать. Вцепившись левой рукой в решетку, я отпустил правую. Сразу же левое плечо пронзила резкая боль, когда все напряжение легло на него.