Царь Кровь - Страница 39


К оглавлению

39

Я себе представил мужчину средних лет, он сидит и стучит по клавиатуре одним пальцем. У него в руке бутылка виски, и через каждые десять слов он делает очередной глоток. И он спокоен. Худшее уже произошло. Он рычал и пинал мебель, пока не выдохся. И я испытываю с ним какое-то странное родство душ. И знаю, что он будет безмятежно передавать миру свои мысли и переживания, пока не истечет кровью.

Были люди, передававшие свои сообщения остальному человечеству не так спокойно.

Я поднял другой листок.

Сообщение по факсу.

Слово “Сообщение” было зачеркнуто авторучкой и сверху написано другое, так что это все читалось так:

Сообщение по факсу.

От: Франко Мендеса. Возможно, где-то в Гринвич-Вилледж, Нью-Йорк; простите меня, если выходит путано, только тут все не так, как вчера.

Давайте к делу. Важно, чтобы вы знали, что с нами сталось.

Оскар Уайльд сказал: “Мне не очень понравился Атлантический океан. Он не так величествен, как я ожидал”.

Вчера мы попрощались с моей девушкой возле дверей, когда она уходила на дежурство, то есть на патрулирование в полиции. Через десять минут не-такой-величественный Атлантический океан пришел в город. Мы слышали о взрывах подземного газа на дне океана и про подводные извержения. В общем, вчера ночью от того или от другого Атлантика поднялась во всем своем страшном величии. Я слышал ее приближение. Как ревущий по рельсам поезд, а потом со страшным глухим ударом захлестнула город приливная волна; она рвалась через жилые кварталы, сминая их в лепешку, вырывая вопящих людей из кровати и поглощая.

Наш квартал уцелел один из немногих. Я видел океан, лижущий окна третьих этажей – то, что от них осталось. В воде плавает мусор. Среди этого мусора и моя девушка, должно быть. Все равно пора было выгнать эту лживую шлюху.

Я слушаю радио. Я знаю, что ТЫ там. И это меня злит… хрен знает как злит. Почему Господу быть таким переборчивым, если дело дошло до конца света? Он что, всех вонючих ниггеров спас? И блядских лесбиянок? И гадских жидов? (Да знаю я, знаю, надо писать Жидов с большой буквы, а мне по фигу теперь, ясно? Весь этот блядский квартал скоро рухнет в эту гадскую Атлантику.) И ТЕБЯ, гада, он тоже спас, а то бы ты ни хрена теперь не читал.

А я сделаю, что всегда хотел сделать. Кэрол-Мэри оставила запасной пистолет в ящике для колготок, а я вот возьму его и пойду вышибать мозги на фиг. Сначала этому ниггеру в конце коридора, потом его мерзкому засранцу мальчишке – БУМ-БУМ! Давно, давно надо было.

А знал бы я, где ТЫ, сука, живешь, я бы ТЕБЕ в балде дырку сделал не хуже.

А теперь из замка на воде мой тебе последний привет, сучий город Нью-Йорк, всем вам мое последнее послание:

ВЫ, СУКИ, ПРОДАЛИ ХРИСТА, ВЫ САМИ НА СЕБЯ НАВЛЕКЛИ КАРУ.

Так что: провалитесь, бляди!!!

Что за мерзкий фашист, подумал я. Но тут же пришла еще одна беспокойная мысль, среди нас это начинается. Катастрофа нажала на кнопку ненависти. Хочется всю вину за нее на кого-то взвалить.

Я взял другой листок факса.

От: Сэмюэла К. Марша, Бирмингем. “Тогда отдало море мертвых, бывших в нем… и смерть и ад повержены в озеро огненное… И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное!”

Постигший нас апокалипсис был полностью предсказан в “Книге Откровения”. Помните, что сказал Иисус, когда…

– Рик?

– Да? А, привет, Кэролайн. Как себя чувствуешь? – Черт, я же хотел спросить ее, поправилась ли она от простуды, а не от того, что ее шайка подонков затащила в лес и… – Ой, извини. Я не хотел…

– Тише, тише. Я тебе хотела сказать “спасибо”, что ты меня сюда привел.

– Это было самое меньшее, что я мог сделать… То есть…

Как-то неуклюже у меня ворочался язык.

– Можно мне сесть?

– Да, конечно.

Я быстро сел. Единственное место, где можно было сесть – это был матрац. А я спал голым, и теперь прижимал к себе простыню, как застенчивая школьница.

Кэролайн была одета в мужскую хлопковую рубашку и в леггинсы. И была босиком.

– Да, меньше тебе комнаты не могли бы найти, даже если бы постарались.

– Мне все равно. Зато не на лестнице.

– И не надолго.

– Значит, ты знаешь…

– Да, я иду с вами.

Ссадины у нее на лице и шее уже не выглядели так жутко, и она улыбалась, разговаривая мягким, но чуть хрипловатым голосом, который мне напомнил ведущую какой-то ночной радиопередачи. Бархатный такой голос, который мягко струится из колонок в ночной комнате.

– А ты уверена, что сможешь… – И я тут же снова покраснел, поняв, что наступил на те же грабли.

– Все будет хорошо. Женское тело может вынести куда больше, чем ты думаешь.

– Извини.

– Слушай, хватит извиняться. – Она чуть тронула меня за плечо. – Горячее. Обжегся на солнце?

– Не сильно. Наверное, когда копал сегодня.

– А, ямы для изгороди.

– Они хотят защитить дом от…

– От людей вроде нас? От беженцев, которые превратились в чудовищ, захвативших деревню?

Она грустно улыбнулась, опустила глаза, потом снова их чуть подняла. Я почему-то почувствовал, что эти карие глаза скользят по моей голой груди, по лицу.

– Извини, я не хотел.

В карих глазах блеснула неожиданная веселость.

– Рик, перестань. А то ты сейчас начнешь извиняться за то, что мир у нас под ногами взрывается. Я улыбнулся:

– Да нет, я… просто я чувствую себя виноватым за все, что с тобой случилось.

– Не надо, – твердо сказала она. – Уж скорее я на тебя налетела и поставила тебя в неловкое положение. Ты не мог ведь взять к себе в дом всех вдов и сирот. Ладно. – Она улыбнулась так по-дружески, что я не мог не улыбнуться в ответ. – Кто эта девушка, с которой ты сегодня говорил? Под яблоней? А?

39